Глубокая русская глотка: Глубокая глотка московского карантина — The Moscow Times in Russian — star-m.ru

Содержание

Глубокая глотка московского карантина — The Moscow Times in Russian

Этот драматичный эпизод американской истории (и своего рода достижение тамошней демократии) всемирно известен, и имя Никсона равно как и название отеля «Уотергейт» давно стали нарицательным. А вот имя человека, который 9 августа, возможно, довольно потирал ладони одна о другую, а, возможно, просто улыбнулся, слушая телевизор или читая свежую газету, потому что он знал — он только что отправил президента США в отставку. Лидера свободного мира и самого могущественного человека на Западе.

Этого человека звали Марк Фелт. Он умер в декабре 2008 года в городе Санта-Роза, штат Калифорния. За три года до этого, когда ему было 92 года, он сам, наконец, признался, что да, это был он тогда, работая заместителем директора ФБР, передавал секретные сведения журналистам «Вашингтон Пост», которые и изобличили Никсона в итоге. Да, это он был «Глубокой глоткой» (скабрезный псевдоним с отсылкой к порнофильму 1970-х предложил редактор газеты).

В последние годы жизни Марка Фелта в России происходили процессы, которые гарантировали правящей элите то, что ничего даже отдаленно похожего на Уотергейт никогда не произойдет. Все больше телеканалов, радиостанций, газет и журналов, а затем и интернет-сайтов переходили под прямой контроль Кремля либо покупались дружественными власти олигархами.

В те же годы молодой российский бизнесмен Павел Дуров создал российскую копию социальной сети Facebook (он, думаю, предпочел бы слово «аналог») — «ВКонтакте». Она стремительно набирала популярность до тех пор, пока по сути Дурова не вынудили, мягко говоря, уступить свое детище опять лояльным властям людям, а самому не уехать.

новости

Мир давно хотел знать Who Is Mr. Putin

Читать Еще

Это было уже после смерти Марка Фелта. Фелт также не застал создание Дуровым мессенджера Телеграм, на базе которого расцвели анонимные телеграм-каналы — это венец, вершина токсичной и извращенной медийной картины позднего путинизма.

По мере того, как власть прямо или косвенно все больше подчиняла себе медиа, включая даже пространство социальных сетей, загоняла редкие оставшиеся независимыми проекты в маргинальное гетто и запугивала их потенциальными огромными штрафами или судебными исками, в России изменились сами отношения правителей и журналистов.

Журналисты теперь стали обслугой режима. По сути они стали еще одним ведомством, где работают чиновники. А как может подчиненный критиковать своего начальника? Как может он задавать тому неприятные вопросы? И уж тем более публиковать на того компромат? Конечно, никак.

Классическая работа с источниками (в том числе анонимными), которая еще встречалась в нулевые годы в респектабельной российской деловой прессе, сошла на нет. На смену ей пришли «сливы» или «вбросы»: это означало, что есть какое-то издание, неважно — кремлевское или оппозиционное — что-то «сливает» или «вбрасывает», значит, это кому-то выгодно, той или иной «башне» Кремля. Кто-то пытается их руками достичь своих целей — и никогда не преследует благородные гуманистические цели борьбы за все хорошее и против всего плохого.

Именно в этой парадигме и появились анонимные телеграм-каналы. В атмосфере пыльных кремлевских ковров, под которыми якобы и творится реально политика и вершится судьба страны. В атмосфере лукавой византийщины, где союзники готовят тебе удар в спину, а вчерашний министр или губернатор завтра может сесть в тюрьму, где вроде бы все в элите заодно, но жирных кусков на всех не хватает.

новости

Арест Сафронова является новым падением уровня свободы слова в России

Читать Еще

Это создало уникальную ситуацию, в которой можно было с умным видом рассказывать что угодно (даже полную чушь) и ссылаться на свои кремлевские источники. Люди все равно верили, все равно жадно впитывали каждое слово, потому что интуитивно понимали, что классическим медиа верить нельзя.

Со временем этот инструмент вполне себе освоили и в Кремле — и, по слухам, создали целую сетку таких анонимных телеграм-каналов, через которую они стали мягко направлять общественное мнение.

Это как если бы Никсон захватил все газеты в США и сам бы стал публиковать колонки от имени Глубокой глотки. Звучит шизофренично, но это именно то, что произошло в России. В современной России люди на зарплате у Кремля (часто через третьи руки) заводят телеграм-канал под названием Глубокая глотка и цинично комментируют все подряд и как будто делают вид, что они что-то знают.

Например, в течение нескольких последних месяцев такие анонимные правдорубы активно сообщали, что в Москве с 21 сентября введут снова карантин. И все этому верили. Многие даже отменяли деловые планы после этой даты. Сотрудники кафе и парикмахерских удрученно могли вам рассказывать об этом, как о свершившемся факте.

Но что же дальше? Пришло 21 сентября. Новый карантин в Москве не ввели. Перестанут ли люди читать кремлевские «глубокие глотки»? К сожалению, нет.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции The Moscow Times.

Есть ли у порно будущее?

А в будущем порно не будет. Хотя сегодня это и часть повседневности — трудно найти людей моложе пятидесяти лет, кто бы вообще никогда не видел его — но, тем не менее, про его исчезновение можно говорить с немалой уверенностью. Причем, речь не об утопии или антиутопии, для этого не нужен апокалипсис. Достаточно взглянуть на историю порно.

Представьте себе рисованую картинку, на которой обнаженная девушка приподнимает одну ногу. Спиной к зрителю находится другой человек — предположительно, парень, хотя точно сказать нельзя: ни груди, ни гениталий на изображении не видно. Пара изображена в полный рост, так что при желании можно рассмотреть детали интерьера комнаты, в которой происходит сцена, — кресла, подсвечники, роскошный балдахин. По крайней мере часть современных людей сочтет такую картинку «невинной» эротикой, но в викторианской Англии вам бы без всяких сомнений сообщили, что вы имеете дело с порнографией. Впрочем, времена меняются.

Когда говорят о порнографии сегодня, то прежде всего имеют в виду фильмы или короткие видеоролики с изображением секса, обычно несимулированного и преимущественно направленного на возбуждение зрителей.

Какая степень откровенности допустима, а какая — нет во все времена, в каждом конкретном обществе решалось по-разному, потому границы порно неоднократно сдвигались.

Как порнография захватила кинотеатры

До 1970-х нечто похожее на современные любительские порноролики, которые легко найти в интернете, мужчины могли увидеть на специальных показах в борделях или в закрытых сообществах типа братских организаций. Обычно такое кино называли «холостяцким». Параллельно в публичном доступе в США существовали фильмы, демонстрирующие роды, нудистов или стриптизерш под предлогом «образовательных целей».

по теме

Общество

Русская порнозвезда в Берлине: Мама не знает

С ослаблением американской цензуры 1950-х и 1960-х и в массовых кинотеатрах стали появляться художественные фильмы с обнаженными персонажами, чаще всего — легкие комедии типа «Естественных забав» (1962) Хершела Гордона Льюиса.

В конце 60-х конкуренцию в им составили «биверы» (англ. — бобер, но также и эвфемизм для женских гениталий) — короткие видео с обнаженными женщинами, снятые на 16-миллиметровую пленку. Впрочем, ассортимент секс-фильмов в американских кинотеатрах изменился с выходом «Грустного кино» (Blue Movie, 1969) и «Моны» (1970). И тут стоит остановиться поподробнее.

Изображения тел, занимающихся сексом, к слову сказать, существовали во все эпохи и встречаются в совершенно разных обществах и странах. При этом само слово «порнография» (изначально от греческого πόρνη — «проститутка» и γράφω — «писать») начинает укореняться в близком к современному смысле только в XIX веке во Франции и викторианской Великобритании — сначала в работах по истории цензуры в литературе, затем и в изданиях типа Оксфордского словаря английского языка.

Ключевые характеристики, которые прослеживаются во всех ранних определениях: «непристойность» и «аморальность». Относятся они, как правило, к текстам или изображениям, связанных с сексом. Указанные категории прежде всего использовались, чтобы доказать опасность порнографии для общества и в конечном счете ее запретить. Но именно запреты изображений и описаний секса, в свою очередь, и стали двигателем истории порно.

Во второй половине XX века, когда в некоторых странах условия смягчатся, а прямые запреты заменит моральное осуждение. И в этом смысле историю именно современной порнографии стоит начинать с 1969 года, когда в Дании порнография оказалась легализована, а в США вышел фильм Энди Уорхола «Грустное кино».

Автор иллюстрации: Никита Иконников

Золотая эра порнографии

«Грустное кино» привлекало к себе дополнительное внимание, потому что было снято Энди Уорхолом. В этом 125-минутном фильме актеры Вива и Луи Уолдон играют самих себя. Они беседуют о войне во Вьетнаме, о президенте Никсоне, а в середине фильма занимаются несимулированным сексом.

В «Моне», в отличие от уорхоловского авангарда, даже присутствовал развлекательный сюжет с элементами комедии: главная героиня вот-вот выйдет замуж, но стремится сохранить девственность до свадьбы. При этом она охотно делает минеты — как жениху Джиму (который взамен делает кунилингус), так и случайно подвернувшимся в удобной обстановке незнакомым людям.

Одновременно Мона не против лесбийского секса — для него она встречается с секс-работницей. Фильм заканчивается тем, что Джим привязывает Мону к кровати, приглашает всех ранее участвовавших в сюжете персонажей (за исключением разве что ее матери, с которой будущий зять переспал в предыдущей сцене), и пять человек устраивают оргию.

по теме

Общество

Порноактеры, чью жизнь изменил ВИЧ

Показы «Грустного кино» и «Моны» на больших экранах спровоцировали волну хардкор-фильмов с встроенными в сюжет подробно показанными сценами секса. 1970-е и начало 1980-х впоследствии стали известны как «золотой век порно». Канон этого периода был сформирован в 1972–73 годах тремя популярными и коммерчески успешными порнофильмами «Глубокая глотка», «За зеленой дверью» и «Дьявол в мисс Джонс».

В комедийной «Глубокой глотке» главную роль сыграла Линда Лавлейс (псевдоним Линды Боримен). Ее персонаж не может достичь оргазма: секс для нее — лишь «множество маленьких звоночков», а не «колокольный звон, прорыв плотины, взрыв бомбы». По совету подруги женщина идет к доктору, и тот обнаруживает, что ее клитор находится в глотке — а значит, чтоб получать настоящее удовольствие, она должна освоить особую технику минета.

Дальнейший сюжет фильма представляет собой движение Лавлейс к сильному оргазму через оральный секс. «Глубокая глотка» стала знаковой сразу во многих отношениях. Во-первых, она запустила тенденцию, которую журналист Ральф Блументаль назвал порношиком — модой ходить на порнофильмы в кино и обсуждать их на вечеринках, в том числе в кругах культурной элиты. Во-вторых, «Глубокая глотка» была спродюсирована мафией, а через показы фильма гангстеры отмывали деньги, заработанные на проституции и торговле наркотиками. Связь порно с криминалом с этого момента всегда бросала тень на провозглашаемые его сторонниками и производителями лозунги сексуального освобождения. Наконец, в-третьих, «Глубокая глотка» оказалась в центре знаковых скандалов: о недопустимости непристойных произведений в кино и о роли женщин в порнографии.

Цензура и борьба феминисток

С 1973 года Верховный суд США стал использовать тест Миллера для оценки качества порнофильмов. Согласно этому тесту, любой материал признавался непристойным, если вызывал похоть, изображал секс «в явно оскорбительном виде» и не имел высокой художественной ценности.

Например, если фильм попадал под все три пункта, он не попадал под защиту первой поправки к американской конституции — и, следовательно, мог быть запрещен. Для порно это означало, что в каждом случае производители могли избежать запрета, если заранее позаботятся о том, чтобы фильм можно было защитить, как имеющий художественную ценность. Так, в кинотеатрах могли выходить и становиться успешными проекты типа «Алисы в Стране чудес» (1976), которую в своей рецензии похвалил даже один из самых уважаемых американских кинокритиков Роджер Эберт. Впрочем, уже через год после премьеры компания «XX век Фокс», занимавшаяся прокатом фильма, успешно вырезала оттуда все порнографические сцены.

Никита Иконников

Тенденцию добавления к порнофильму художественной ценности довели до предела авторы одного из последних произведений «золотого века» — декадентской антиутопии «Кафе “Плоть”» (1982). По сюжету, в мире после ядерного взрыва большинство людей стало секс-негативными: при любой попытке заняться сексом их накрывает тошнота, сопровождающаяся нестерпимой болью. Меньшинство, оставшееся секс-позитивным, насильно собрано в театральную труппу в кафе «Плоть». Там они должны устраивать шоу, совокупляясь, чтобы большинство могло с ностальгией любоваться сексом. Фильм был снят в авангардной эстетизированной манере, актеры играли отстраненно, а их движения были выстроены с хореографической тщательностью.

В центре сюжета — девушка, в течение вечера уходящая от своего больного парня к секс-позитивному артисту. Меланхоличность этого зрелища усугублял мрачный электронный саундтрек Митчелла Фрума. Ко времени выхода «Кафе “Плоть”» ходить на порно в кинотеатры уже перестало быть модным, так что в момент релиза наличие такого фильма на большом экране привлекло внимание, а затем взорвало зрителей.

по теме

Общество

Уничтоженный нацистами первый фильм про геев сохранился в СССР. Рассказываем, о чем он

В этом же году в печати стал впервые упоминаться СПИД. «Кафе “Плоть”» моментально попало в нерв своего времени, так как его сюжет, соединявший секс с болезнью и апокалиптической меланхолией, служил готовым поставщиком метафор новых тревог.

С самого начала «золотая эра» сопровождалась политическими скандалами, в центре которых были феминистки второй волны и их противницы. Группы типа WAVPM (Women Against Violence in Pornography and Media, «Женщины против насилия в порнографии и медиа») в Сан-Франциско и WAP (Women Against Pornography, «Женщины против порнографии») в Нью-Йорке выступали за законодательные запреты порно, тогда как против них в конце 70-х и в 80-х выступили организации типа FACT (Feminist Anti-Censorship Taskforce) или группы лесбиянок-садомазохисток Samois.

Радикальная феминистка Андреа Дворкин критиковала сам секс, как акт применения силы мужчиной к женщине: ее тело низводится до самой простой функции и превращается в фетиш, в то время как половой акт в патриархатной культуре определяется как «то, что мужчина делает со своим пенисом». Стоит ли говорить, что для Дворкин порно с его сюжетами по типу «эмансипация путем минетов» служило важнейшей мишенью. Феминистки типа Гейл Рубин или Эллен Уиллис называли себя «секс-позитивными феминистками» и выступали против антипорнографической цензуры. В 1980-м к противницам порно примкнула Линда Бориман — звезда «Глубокой глотки», заново уверовавшая в Христа и написавшая автобиографию «Испытание» (Ordeal), в которой описала свой опыт съемок как постоянные изнасилования, сопровождавшиеся избиениями за камерой.

В 1986 году Рейган заказал специальной комиссии доклад о порно. Перед комиссией выступала и Дворкин, заявившая, что 65–75% женщин, вовлеченных в такие съемки, — это жертвы инцеста или сексуального абьюза в детстве. Рейган получил доклад (обычно его называют «доклад Миза») на 2 000 страниц, в котором говорилось о том, что порно негативно влияет на своих зрителей и участников, но в этот период оно уже перестало претендовать на кинотеатры, утратило претензию на специфическую художественную ценность и полностью переориентировалось на рынок VHS и домашнее потребление.

Переход порно в ранг домашнего видео имело важные последствия не только для гетеросексуальных фильмов, ставших уделять все меньше внимания сюжету и все больше уходить в гонзо-порнографию — набор сцен секса без сколь-нибудь значимого фонового повествования.

Автор иллюстрации: Никита Иконников

Гей-порно

Середина 80-х стала периодом расцвета гей-порно. В начале «золотого века» в 1971 году на большие экраны вышел ставший культовым хардкор-фильм «Парни в песке», но это редкий пример для того периода — большое количество гей-порно стало создаваться в следующем десятилетии, в 80-х. Помимо того, что приватный просмотр позволял наслаждаться зрелищем без раскрытия своей сексуальной ориентации на публику, мастурбация дома представлялась здравой альтернативой рискованному сексуальному поведению в период, когда гомосексуалов активно поражал СПИД.

Важной фигурой для индустрии гей-порно стал британский режиссер Кристен Бьорн, начавший снимать в 1989-м и задавший высокий стандарт качества, который подразумевал не только красивую картинку и бережное отношение к актерам, но и обязательное использование презерватива в сценах анального секса. В гей-порно 90-х, начавшего делиться на специфические категории по нишам (униформа, бондаж, транссексуалы и др.), изображение защищенного секса стала нормой, чего не произошло в гетеросексуальном порно. Сам Бьорн отходил от этого лишь в качестве исключения — в частности, когда актеры были партнерами и в реальной жизни.

по теме

Общество

Гитлер, «трансы», женская гомофобия: Скандальное интервью режиссера российского ЛГБТ-фильма

Расцвет порно пришелся на широкое распространение интернета, начавшегося в 1990-х. В это же десятилетие произошло и оживление порношика: в 1992 году Мадонна выпустила фотоальбом «Секс», выполненный в фетишистской БДСМ-эстетике; в галереях активно выставлялись работы художника Джеффа Кунса из серии «Сделано на небесах» (1989) — фотографии самого Кунса, занимающегося сексом с итальянской порнозвездой Чиччолиной, на которой художник женился в 1991-м; в 1999-м телеканал MTV показывал клип Metal Fingers In My Body группы Add N To (X), в котором отсылки к порно уже были частью популярной культуры, распознаваемой большинством зрителей.

С доступностью ручных и затем цифровых компактных видеокамер росло количество любительского порно — в XXI веке оно стало настолько популярной нишей среди пользователей интернета, что было замечено в индустрии и дополнительно коммерциализировано: профессиональная имитация любительских секс-видео, как в фильмах франшизы Girls Gone Wild (1997–2011), стала распространенным видом деятельности. В противовес стремительному росту ниш любительской и гонзо–порнографии, существуют и режиссеры, имитирующие претенциозные ленты «золотого века». Так Эндрю Блейк последовательно выстроил свою карьеру режиссера на эстетизированном порно с качественной картинкой и дорогими фетишистскими нарядами в гламурных интерьерах — как, например, в фильме «Высокие каблуки» (High-Heels, 1999).

Современность

Тем временем любительское порно в XXI веке периодически выступает против канонов красоты, насаждаемых глянцевыми журналами. Любительские видео принципиально открыты для всех, поэтому их участником может стать человек с любой внешностью. Примеры отхода от традиционных представлений о красоте, хоть и в меньшем количестве, есть и в профессиональной порно-индустрии. Так, мужчина-порнозвезда Рон Джереми, активно выступающий публично, далек от доминирующих европейских и американских канонов красоты.

Героями любительского порно и профессионального порно могут быть и люди все более старшего возраста: одна из наиболее известных представительниц секс-позитивного феминизма Нина Хартли, выступавшая против феминистской агрессии в адрес порно на шоу Опры, снимается до сих пор, будучи в возрасте 59 лет. Другая возрастная звезда индустрии, 64-тилетняя Энни Спринкл (первая порнозвезда, получившая PhD) также до сих пор ведет про-порно агитацию и снимает обучающие секс-видео. Менее известные, но не менее впечатляющие примеры предоставляет категория 60plusmilfs (буквально означающая порно с женщинами, которым больше 60 лет): это 77-летняя Мэнди МакГроу и 78-летняя Сандра Энн (сейчас ей 84, больше не снимается).

по теме

Профилактика

Плюнуть в рот лягушке, съесть пчелу: История контрацепции с древнейших времен

Новую актуальность в XXI веке приобрели и старые феминистские споры. В то время как режиссеры Эрика Люст и Тристан Таормино снимают порно, ориентированное на женщин, а актрисы Саша Грей (завершила карьеру в 2011-м) и Стоя настойчиво идентифицируют себя как феминистки, сознательно выбравшие карьеру в порно, многие начинающие порноактрисы все еще выбирают эту область лишь из-за финансовой нужды, иногда усугубленной наркозависимостью.

И когда люди типа Джеймса Франко выпускают документальный фильм об известной своими экстремальными БДСМ-видео студии Kink, то до сих пор не достигнуто единодушие в вопросе, не является ли такое кино одой настоящим пыткам, как настаивает социолог Гейл Дайнс. А каталогизация человеческих сексуальных предпочтений по-прежнему может быть раскритикована как превращение в товар всего того, что не обязательно стоит вовлекать в сферу рыночных отношений. С самого начала слово «порнография» служило термином, который обречен на частое изменение своего содержания. Вполне возможно, эпоха Харви Вайнштейна, движения #MeToo и дела судьи Бретта Кавано снова переопределит массовое отношение к порно, а значит и само порно.

Его содержание с момента появления самого понятия всегда определялось тем, какое изображение сексуальности считалось непристойным в конкретный момент в конкретном обществе. Возможно, мы уже близки ко времени, когда привычный видеоролик с подробно показанным сексом не станет считаться порнографическим, если в нем четко обозначено добровольное согласие всех участников действия. Зато таким будет считаться более скромное изображение секса, но, например, обставленное как изнасилование.

Время обязательно передвинет современные нам видео в другую категорию, потому что порно — это не столько изображения пениса/ануса/вагины/пенетерации, сколько система социальных норм и запретов. И да, «нашего порно» совершенно точно не будет в будущем, да и быть не может: эта классификация меняется достаточно сильно, чтоб современные представления устаревали каждые несколько поколений, если не еще быстрее.

«Глубокая глотка» открыл свою тайну ради миллиона долларов: Мир: Lenta.ru

Дочь Марка Фелта, недавно признавшегося, что именно он был «Глубокой глоткой», положившей конец политической карьере президента США Ричарда Никсона, призналась, что убедила отца открыть свое имя ради денег, передает The Press Democrat.

«Существует много причин, по которым мы приняли это решение, — пояснила журналистам 61-летняя Джоан Фелт. — Я не буду скрывать, что одна из них — деньги. Мой сын, Ник, учится в юридическом колледже, и когда он его закончит, он окажется должен банку 100 тысяч долларов. Я все еще мать-одиночка, все еще поддерживаю своих детей так или иначе, и не стыжусь этого».

Агенты ряда издательств заявили, что если родственникам Фелта удастся заключить удачный контракт на публикацию книги о «Глубокой глотке» Уотергейта, их прибыль может составить более миллиона долларов.

Джоан Фелт никак не прокомментировала, отказ подпускать к Фелту репортеров, но заявила, что признание помогло ее отцу избавиться от «тяжкого груза тайны». Она подчеркнула, что Марк Фелт уверен в правильности своего решения.

«Я думаю, что для старого человека, когда смерть уже близка, очень важно освободиться от подобного бремени, — пояснила она. — В этом возрасте незачем притворяться, волноваться из-за чего-то или держать что-то в секрете».

Ранее сотрудники газеты The Washington Post Боб Вудвард, Карл Бернстайн и Бен Брэдли, сотрудничавшие с Фелтом во время «Уотрегейтского скандала и хранившие его имя втайне более 30 лет, усомнились в добровольности его признания, заявив, что человек его возраста — Фелту 91 год — мог просто не выдержать давления семьи.

Джоан Фелт заявила, что понимает их опасения, но статьи, представляющие ее отца слабоумным, не соответствуют действительности. «У него хрупкое здоровье, но он ведет себя очень разумно и способен самостоятельно принимать решения», — подчеркнула она.

Вместе с тем, она признала, что отца понадобилось убеждать, что он не предал своими действиями ФБР и что прошло достаточно времени для того, чтобы люди поняли его правоту.

«Мы должны были помочь ему увидеть, что большинство считает его поступок героическим, — сказала она. — Непосредственно в тот момент у него бы не было такой поддержки, но история показала, что он сделал очень важное дело».

Напомним, что в ходе «Уотергейтского скандала» заместитель директора ФБР Марк Фелт стал информатором журналистов The Washington Post. Сведения, сообщенные им, способствовали разоблачению незаконных действий ближайших помощников президента Никсона и, в конечном итоге, привели к отставке президента.

С цветами и шампанским – Газета «Ъ» Украина – Коммерсантъ

В минувший четверг русская община Лазурного берега собралась на традиционный Bal des Fleurs на вилле Эфрусси де Ротшильд. За весельем большого русского и небольшого украинского комьюнити на Сен-Жан-Кап-Ферра наблюдала МАРИЯ ХАЛИЗЕВА.

«Бал цветов», в шестой раз проходивший на Французской Ривьере, по традиции начался с трудностей парковки: с каждым годом узким улочкам мыса Сен-Жан-Кап-Ферра все труднее вмещать транспортные средства премиум-класса. Парковаться приглашенные начинали еще у ворот зоопарка, откуда затем крестным ходом поднимались к вилле Эфрусси де Ротшильд. В числе первых этот путь преодолела экс-супруга зампреда Государственной налоговой администрации Украины Сергея Власенко Наталья Окунская. У самых ворот виллы ей повстречался будущий телеведущий Петр Листерман.

— Кого встречаем? — спросила у него госпожа Окунская.

— Конечно, тебя! — ответил господин Листерман, порадовав ее этим сомнительным комплиментом.

Основной бальной площадкой стал двор виллы, в зеленых газонах и усыпанных мелким гравием дорожках которого вязли шпильки дамских туфель. Первую остановку гости делали у столов с закусками и неизменным Moet & Chandon, а после разбредались по парку. Мероприятие, считающееся кульминацией августовских «русских сезонов» на Лазурном берегу, собрало больше двух сотен гостей — от председателя совета директоров «Уралхима» Дмитрия Мазепина до мэра Тулы Альберта Уколова и члена совета федерации РФ Василия Думы, у которого, по слухам, помимо российского гражданства, имеется еще и украинское.

В целом украинское присутствие на Bal des Fleur было очень малочисленным. «Я позвал сотню самых красивых людей Украины (их продюсер и организатор Bal des Fleurs Андрей Фомин награждал в июне в Киеве.—Ъ), а они спрашивали, оплатим ли мы им проезд»,— жаловался господин Фомин корреспонденту Ъ. «Меня звали еще в прошлом году, но я была замужем»,— пояснила Наталья Окунская. Впервые на русский бал приехала и певица Наталья Могилевская.

По гендерному составу «Бал цветов» походил на большой девичник. В этом году после перерыва в несколько лет на Кап-Ферра пожаловала главная невеста Москвы и окрестностей, телеведущая Ксения Собчак, чье жемчужно-серое платье от J. Mendel особенно хвалили дизайнер Алена Ахмадуллина и актриса Алина Хазанова. Недалеко от госпожи Собчак расположился совладелец компании «ТехНова», депутат Верховной рады V созыва Анатолий Шкрибляк с двумя высокими блондинками. Его светская активность была сведена к нулю: он проводил вечер в узком кругу друзей, одесских и донецких бизнесменов, и несколько раз ходил прицениваться к бриллиантам от Leviev, выставленным в витринах неподалеку.

Когда уж начало смеркаться, на сцене появился лидер группы «Мумий Тролль» Илья Лагутенко. Его получасовой акустический концерт прошел на ура, а особый восторг у собравшихся представителей гендерного меньшинства вызвала песня «Фламенко красотки ч. 1»: по их мнению, строчка «У каждой красотки, красотки каждой — глубокая глотка и кожа влажная» в полной мере отвечает реалиям русского Cote d`Azur.

После концерта гости вернулись к главному развлечению вечера — разговорам. В них не участвовала, кажется, только фотохудожница Екатерина Рождественская, которая весь вечер гуляла в одиночестве по парку и пугала других гуляющих неожиданными появлениями из-за кустов. В разгар праздника на вилле Эфрусси де Ротшильд появился член политсовета Социалистической партии Украины Николай Рудьковский весь в белом — его совсем не бальный костюм состоял из футболки и джинсов. Господин Рудьковский провел на балу около получаса, стоя в одиночестве на лестнице виллы и разглядывая толпу гостей. Почти все время он прижимал к уху мобильный телефон, но ничего в него не говорил, а расстался с ним только для того, чтобы спросить у охраны «где тут у вас rest-room?».

В начале одиннадцатого на сцену для традиционного приветственного слова вышел продюсер и организатор Bal des Fleurs Андрей Фомин. Отблагодарив всех причастных к организации события, он вызвал на сцену Ксению Собчак и обладательницу титула «Мисс мира-2008» Ксению Сухинову: первая подытожила свою ироничную речь об одиноких русских миллионерах и красивых девушках, которым хватило денег на билет до Ниццы, емким «Давайте уже наконец напьемся!», а госпожа Сухинова молча приняла в подарок девятилитровую бутылку Moet & Chandon. За гостями дело не стало: уничтожив бальные запасы шампанского еще до десерта, они начали покидать виллу, попутно договариваясь о встречах по всему Лазурному берегу.

«Интернет хорош для порно». Как порнография помогла развитию технологий

Тим Харфорд
Проект Би-би-си «50 вещей, ставшие основой современной экономики»

7 июня 2019

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

В кукольном мюзикле для взрослых «Авенью Кью» герои пытаются разобраться, для чего существует интернет

18+

«Интернет нужен для порно» — песней с такими словами начинается знаменитый кукольный мюзикл для взрослых «Авеню Кью», премьера которого состоялась в Нью-Йорке еще в 2003 году.

Кейт Монстр: «Интернет действительно очень хорош!».

Трекки Монстр: «Для порно!»

Кейт Монстр: «У меня быстрое соединение, поэтому мне не нужно ждать».

Трекки Монстр: «Порно!»

Невинная воспитательница детского сада Кейт Монстр пытается воспеть интернет как прекрасный сервис для покупок и отправки поздравлений.

А ее угрюмый сосед Трекки Монстр настаивает, что люди на самом деле ценят интернет за возможность предаться более интимным занятиям.

Он прав? Вроде бы… но не совсем.

Автор фото, Getty Images

Считается, что примерно каждый седьмой пользователь ищет во Всемирной сети порнографию. Это немало. Но в то же время остальные шесть запросов порнографии не касаются.

Самый посещаемый порносайт Pornhub популярен примерно так же, как сервисы Netflix и LinkedIn. Это впечатляет, но не стоит забывать, что Pornhub находится лишь на 28 месте по популярности в мире.

Порно как двигатель прогресса

Новые технологии часто дороги и ненадежны. Производителям нужно найти нишу, в которой появятся первые пользователи, готовые тестировать новинку.

Как только технология становится дешевле и надежнее, сервис можно выводить на широкий рынок с его неисчерпаемыми возможностями.

Есть теория, что порнография сыграла как раз эту роль в развитии интернета и целого ряда других технологий. Насколько это верно?

С момента зарождения искусства секс и эротика оставались одними из его главных тем. Среди доисторических наскальных рисунков можно найти изображения ягодиц, груди, вульвы и до смешного огромных пенисов.

Одно из самых ранних изображений совокупляющейся пары датируется девятью тысячами лет до нашей эры. Предположительно, резьбу эту выполнили пастухи коз в Иудее.

Около четырех тысяч лет назад художник в Месопотамии с любовью изобразил на терракотовой доске сцену секса, во время которого женщина пьет пиво через трубочку.

Пару тысячелетий спустя в районе Моче в северном Перу неизвестные мастера изобразили совокупление на керамических изделиях.

Приблизительно к этому же периоду относится появление индийской Камасутры.

Автор фото, OTHER

Но хотя люди с давних времен рисовали эротические картинки, это не означает, что именно эротика стала движущей силой искусства. Нет никаких причин считать именно так.

Вспомним печатный станок Гутенберга. Хотя книги с пикантным содержанием, конечно, публиковались, основным продуктом на рынке оставались религиозные материалы.

Фотография и кино

В 19 веке самой вероятной причиной взлета популярности порнографии стала фотография

Первые фотостудии в Париже активно торговали так называемыми «художественными исследованиями». Власти этот эвфемизм не всегда соглашались принимать.

Но клиенты тогда были готовы заплатить достаточно, чтобы финансировать новую технологию: на заре фотографии купить эротический снимок стоило дороже, чем нанять проститутку.

Слово «порнография» происходит от двух древнегреческих слов — «проститутка» и «описывать, писать, рисовать».

С появлением кинематографа это слово приобрело современное значение. Однако способствовать продвижению кино, в отличие от фотографии, порно было не в состоянии.

Производство фильмов было дорогостоящим занятием, нужна была большая аудитория, чтобы окупать затраты. Поэтому нужны были кинотеатры и публичные киносеансы.

Многие платили за порнографические фотографии, чтобы разглядывать их тайком у себя дома, но мало кто был готов пойти в кинотеатр на порнофильм.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Актриса Дебби Рой изучает автоматы с короткими эротическми фильмами

Одно из решений пришло в 1960-х годах — специальные будки, в которых показывали стриптиз. Нужно было постоянно кидать монеты в щель, чтобы трансляция фильма продолжалась.

Одна такая будка могла приносить несколько тысяч долларов в неделю.

Видеомагнитофон

Но настоящий прорыв произошел благодаря видеомагнитофону.

В своей книге «Эротический двигатель» писатель Пэтчен Барс утверждает, что технология VCR помогла порно найти свой собственный экономический и технологический двигатель.

Поначалу видеомагнитофоны продавались плохо: они стоили очень дорого и выпускались в двух несовместимых форматах — VHS и Betamax.

Кто был готов рискнуть значительной суммой денег, купив такое устройство? Люди, которые хотели смотреть эротические фильмы дома, вот кто.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Линда Лайвлес играла в очень успешном фильме для взрослых «Глубокая глотка», однако после жаловалась, что ее заставили сниматься. Она стала участницей кампании по борьбе с порно

Неудивительно, что в конце 1970-х продаваемые видеокассеты были большей частью с эротическими и порнографическими фильмами.

В течение следующих нескольких лет технология стала более доступной, рынок расширился, стали появляться фильмы для семейного просмотра. Доля порно резко снизилась.

Интернет и кабельное ТВ

Похожая история произошла с кабельным телевидением и интернетом.

Старшее поколение еще может вспомнить, что для подключения к интернету нужен был стационарный телефон, а соединения приходилось ждать бесконечно долго.

Что может заставить человека так терпеливо ждать? Понятное дело что…

В 1990-х годах подсчитали, что в пользовательской сети Usenet пять из шести передававшихся изображений были порнографическими. Несколько лет спустя исследование интернет-чатов показало аналогичную пропорцию.

Так что в те дни анализ Трекки Монстра не был так уж далек от реальности.

И, как он намекал своей подружке Кейт, аппетит к порно стимулировал спрос на быстрое соединение — лучшие модемы и широкополосный интернет.

Порно стимулировало и другие инновации. Интернет-провайдеры порнографии были пионерами веб-технологий, например, сжатия видеофайлов, удобных платежных систем, а также разнообразных бизнес-моделей, таких как партнерский маркетинг.

Все эти идеи впоследствии получили гораздо более широкое применение. И с расширением интернета в нем постепенно становилось все меньше места для порно и все больше для других вещей.

Порно и пираты

Сейчас интернет скорее усложняет жизнь тех, кто профессионально занимается порнографией.

Трудно продать подписку на газету или музыкальное видео, когда вокруг столько всего бесплатного. Так же нелегко продать порно, когда многие порносайты не берут за него денег.

Большая часть этого бесплатного порно — пиратское видео, и правообладатели ведут нелегкую борьбу за удаление незаконно загруженного контента.

Индивидуальное порно

Одна из растущих ниш — так называемое customs porno. Это фильмы по индивидуальному заказу одного или нескольких человек.

Заказы бывают самые неожиданные. Один из клиентов попросил порнозвезду Кейси Калверт в фильме с презрением уничтожить его коллекцию марок.

Автор фото, GABE GINSBERG

Подпись к фото,

Кейси Калверт снималась в сотнях customs porno

Но что плохо для создателей контента, то хорошо для платформ-агрегаторов, которые зарабатывают деньги, продавая такие премиум-подписки на порно.

Крупный игрок на этом рынке сейчас — компания Mindgeek, которая владеет Pornhub и несколькими другими крупными порносайтами.

Такое абсолютное доминирование на рынке — проблема, считает профессор Ванкуверской школы экономики Марина Адшаде, автор книги «Доллары и секс: как экономика влияет на секс и любовь».

«Наличие лишь одного покупателя приводит к сокращению бюджета фильмов», — говорит она.

«Это не просто ограничивает прибыль, это радикально меняет работу порноактеров: они зачастую уже не могут отказаться от недопустимых для них действий, да еще выполняют их за меньшие деньги», — поясняет Марина Адшаде.

В «Авеню Кью» Трекки Монстр как будто весь день ищет порно, тем временем другие персонажи удивляются, узнав о его огромном состоянии.

Его объяснение? «При неустойчивом рынке единственная стабильная инвестиция — это порно!» — говорит Трекки Монстр. И он снова прав, но не совсем.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Скоро ли в порнофильмах героями станут роботы?

Конечно, в порнобизнесе крутятся большие деньги. Но чтобы все оставалось как есть, нужно серьезно вкладываться в новые технологии, которым порно даст первоначальный толчок и которые потом смогут помочь развитию порнографии.

В прошлом это были парижские фотостудии, видеомагнитофоны или высокоскоростные модемы.

Сейчас это алгоритмы Mindgeek, которые предлагают контент и не позволяют оторвать глаз от экрана.

А о чем Трекки Монстр будет петь в будущем? «Роботы для порно!» — может быть, об этом?

Русская феминистка читать онлайн — Маша Царева (Страница 14)

Волосы на теле — уничтожаем, неприлично быть волосатой. Жирок — уничтожаем, неприлично быть жирной. Плохое настроение — уничтожаем, неприлично быть понурой. Зубы — уничтожаем, неприлично, когда у женщины желтоватый природный оттенок зубов. Аппетит — уничтожаем, неприлично, когда девушка много ест. Амбиции — уничтожаем, неприлично, если дома мужик не накормлен.

Жизнь — уничтожаем, твоя доля — обслуживать чужую жизнь.

А то на тебя ни один НОРМАЛЬНЫЙ (как выражаются сторонники теории) мужик не посмотрит.

Потому что вокруг сотни тех, кто принял правила игры. Послушно улыбаются во все свои тридцать две белоснежные коронки, обтягивают тощенькую попку джинсами, носят чулки даже в десятиградусный мороз, посещают курсы «Освоим минет: «глубокая глотка» всего за десять дней и триста долларов, матерям-одиночкам скидки!!!»

Уже годам к двадцати я поняла, что едва ли в этой стране мне удастся встретить мужчину, с которым я захотела бы создать семью. И дело было не в максимализме юности, а в моей наблюдательности.

Мои свидания были больше похожи на миниатюры в стиле стенд-ап камеди.

Расскажу лишь о некоторых из них.

Первое свидание. Мужчина — похожий на Киану Ривза именитый переводчик. Мы сидим в хорошем ресторане, обсуждаем, какой перевод Катулла более корректно и красиво звучит. «Вот я трахну вас спереди и сзади, Фурий-супарень и блядун Аврелий!» или «Ох и вставлю я вам и в рот и в анус, два развратника, Фурий и Аврелий!». Да-да, вот так филологи обычно подбираются к обсуждению секса (конечно, если оба трезвы).

Перепелки в кляре божественно нежны, а после по его совету я заказала соленое мороженое. Это был восхитительный вечер. И мужчина тоже казался мне восхитительным.

Но потом появился официант и все испортил. У меня принцип — всегда оплачивать счета самостоятельно. Когда официант протянул папочку со счетом моему спутнику, я перехватила ее над столом и, заглянув внутрь, полезла в сумку за кошельком. Для меня это была не поза, а машинальный, будничный жест. С мужчиной я познакомилась по Интернету, видела его впервые в жизни, зарабатывали мы примерно одинаково, ресторан был довольно дорогим, и я не смогла бы найти ни одного аргумента, почему он должен был совершить акт благотворительности в мою пользу.

Я даже сразу не заметила, как скривилось его лицо. Отсчитала половину суммы и с улыбкой передала папку ему.

— Слушай, может, хватит меня позорить? — вдруг сказал тот, который еще несколько десятков минут назад весело и непринужденно шутил про Фурия и Аврелия.

Я непонимающе на него уставилась.

— Я хожу в этот ресторан много лет, меня тут все знают. Не хватало еще, чтобы женщины за меня платили!

— Постой-постой, ты не так понял. Я положила только половину суммы, за тебя платить и не собиралась!

— Если я пригласил тебя на свидание, значит, могу себе это позволить, — оскорбленно вздернул подбородок он. — И значит, это моя трата. И разделив ее со мной, ты меня унижаешь.

Стоит ли говорить, что больше мы никогда не встречались?

Или вот другой случай.

Первый секс. Мужчина — мой бывший университетский преподаватель. Он мне всегда нравился, а через несколько лет я случайно встретила его в Пушкинском музее, и завертелось. И вот, такая страсть, смятые простыни, потные тела, пересохшее горло, и все это до самого рассвета. Мы оба были истощены и измучены, но это было приятно. И вот, приняв душ и намазав лицо ванильным кремом, я приготовилась сладко уснуть на его плече, как вдруг услышала его слабый голос:

— А почеши мне пятки… Пока я не усну…

— Что-что?

— Пятки, — терпеливо повторил он. — Моя жена всегда чесала мне пятки на ночь, я привык… Не волнуйся, это недолго, всего полчасика…

Я вызвала ему такси.

Еще одна история.

Я начала встречаться с мужчиной, и все было хорошо. В какой-то момент мне даже показалось: вот оно, повезло. Я нашла друга, который способен принять меня такой, какая я есть. А не такой, какой он хотел бы видеть идеальную женщину.

И вот однажды мы вместе собирались на чей-то день рождения, и я не могла выбрать платье. Показываю ему: это, красное? Или вот это?

А он и говорит:

— Знаешь, Алла, я давно хотел с тобой об этом поговорить… Мне вообще не нравится, как ты одеваешься.

— Опаньки, — развеселилась я. — Это почему же?

— Да у тебя все платья… Бесформенные какие-то. Несексуальные. И каблуки ты почти не носишь.

— Ношу. Просто удобные и устойчивые. Я, знаешь ли, люблю выглядеть красиво. Но, по-моему, то, в чем неудобно, красивым быть не может. По моим меркам.

— Но ты должна одеваться так, чтобы это возбуждало меня! Разве нет?

— Я была уверена, что тебя возбуждаю я, а не платья. И не собираюсь одеваться как девушка из квартала красных фонарей, чтобы быть для тебя более удобным аксессуаром.

Еще случай.

Прихожу с любовником в ресторан. Мне было лет двадцать пять, и я вегетарианствовала. Он надо мною безобидно подтрунивал — ну я к такому привыкла и не обращала внимания. Заказываю лобио, салат, жареный сыр. Ухожу в уборную, а вернувшись, обнаруживаю на своей тарелке сочный стейк.

— Это еще что? — недоумеваю.

— Знаешь, я решил, что пора тебе завязывать с этими глупостями, — сказал мужчина. — Не могу смотреть, как ты лишаешь себя необходимых аминокислот. Ты должна съесть этот стейк, и точка.

— Но я хотела лобио и сыр…

— Я их отменил. Алла, тебе нужно мясо.

Подошедшая официантка подлила масла в огонь:

— Девушка, ну что вы капризничаете… Мужчина же о вас заботится.

— Пожалуй, мне опять нужно в уборную, — сквозь зубы сказала я.

И, разумеется, покинула ресторан через кухню.

Вот что я заметила — если мужчина едет по городу на дорогом автомобиле, все почтительно (ну в крайнем случае, с опаской) расступаются. Понятно же — либо крутой бизнесмен, либо бандит. Если же за рулем дорогого кабриолета или джипа оказывается женщина, а уж тем более если она молода и хороша собой, все брезгливо и завистливо шипят ей вслед: «Ууу, насосала, проститутка!»

Однажды я брала интервью у женщины, которая сама, с нуля, взяв кредит в банке, создала процветающую сеть кондитерских и теперь имеет возможность жить на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая.

— Меня никто не принимает всерьез, — с беззаботным смехом призналась она, хотя по выражению лица было видно, что шутками она маскирует обиду. — Ну да, я люблю выглядеть броско. Ну да, у меня цыганский вкус. Мне нравится, чтобы было много золота и шуба как у Филиппа Киркорова. И что? Я сама заработала все свои деньги, каждую копейку, и имею право тратить их, как мне заблагорассудится.

Она была милой и приятной, эта женщина, и у нее была железная хватка прирожденного дельца, но она жила в мире, который вынуждал ее оправдываться. Она сидела передо мной, тоже женщиной, тоже самостоятельно зарабатывающей, и оправдывалась — потому что просто привыкла к такой форме.

Если успеха достиг мужчина — это естественное развитие событий, он же старался, учился, добивался.

Если на олимпе оказалась женщина — окружающие начинают подозревать подвох. С какой это стати она не босая-беременная, а на коне и с шашкой наголо? Наверное, у нее родители богатые. Или любовник-спонсор.

Причем, что самое удивительное, зависть такого рода исходит не только от мужчин, которые в жизни не добились ничего, кроме полезного социального навыка в любом невинном споре немедленно переходить на личности (тут все ясно, попранная самцовая гордость; та, кого с детства рекомендовали как «слабый пол» выиграла гонку), но и почти от всех остальных.

Все.

Успешные мужчины почему-то в массе своей считают, что если женщина выросла в достойного им конкурента, значит, у нее на личном фронте в лучшем случае католический монастырь. Невинность и скука.

Женщины осуждают ее за то, что посмела вырваться, начинают примерять ее роскошно скроенную жизнь на собственные сутулые плечи и в итоге делают вывод: «Наверняка она сначала овладела искусством по-быстрому делать шефу минет в обеденный перерыв, а уже потом ее повысили». Или начинают упрекать за то, что бизнес-леди недостаточно много внимания уделяет дому.

Стоит такой замотанный жизнью, раздавшийся на котлетах и пирогах бабец и упрекает работающую соседку за то, что та наняла няню и помощницу по хозяйству. Как будто бы право на очаг есть только у тех, кто не планирует для себя иной деятельности, кроме как греться в лучах оного. А если ты хочешь развиваться не только в области кулинарии и скоростного пришивания пуговиц к мужниной рубашке и при этом не ловить на себе злобные взгляды тех, у кого на это оказалась кишка тонка, ты должна пожертвовать личным счастьем. Возвращаться из своего офиса в одинокую квартиру с пылью и засохшим от недолюбленности кактусом и ночами рыдать в подушку, пить коньяк и регистрироваться на сайте знакомств преимущественно из мазохистских соображений, чтобы убедиться, что «нормальные мужики» в твою сторону и не посмотрят. И вот тогда «домашние» женщины все тебе простят, а самые великодушные из них даже посочувствуют. Угостят бульончиком, продиктуют какой-нибудь садистский рецепт — дрожжевое тесто или рождественский кекс, а потом в триумфаторском настроении вернутся к своему дремлющему перед телеком Васе, и с мыслью: «Зато по ночам у меня под боком храпит и попукивает живой, настоящий мужчина» пойдут крахмалить его рубашки.

А однажды мне повезло случайно оказаться зрительницей драматического представления, которое специально для меня устроил знакомый, владелец pr-агентства. Театр одного актера. Маленькая трагедия большого человека.

Знакомый мой участвовал в конкурсе на контракт, который обеспечил бы годовую занятость всего его коллектива, он едва из штанов не выпрыгивал, чтобы показать, на что он способен, писал проекты ночами, привлек лучших сотрудников, фонтанировал креативом. И что в итоге — тендер выиграло другое агентство. Небольшая фирмочка, недавно появившаяся на рынке, и владели ею две сестры.

О, как он возмущался, как негодовал — в какой-то момент я даже испугалась за целостность его паркетной доски, — мне показалось, что его ядовитая слюна может прожечь в ней огромные дыры.

Я все ждала, получится ли у него оставить экспрессию в рамках «не доработал» или хотя бы «не повезло». Но внутренний интеллигент моего знакомого в итоге все-таки спасовал перед его внутренним приматом.

— Да что там эти бабы вообще могут накреативить?! — выкрикнул он мне (женщине с творческой специальностью) в лицо. — Ненавижу таких, как они.

— Каких? — прохладно уточнила я.

— Баб с яйцами, вот каких! Да, они отняли у меня работу. Вырвали кость из горла. Но это же долгосрочный проект. На год, а то и на два. Разве можно договариваться с женщинами о долгосрочной работе?

— А почему нет? — Мои внутренние чертики уже рубили дрова для костра, но внешне я оставалась флегматичной.

— Во-первых, женщины гормонозависимы, — с авторитетной интонацией доктора биологических наук начал этот придурок. — Во-вторых, откуда мы можем знать, что им в голову взбредет через полгода. Женщины нестабильны. Вот встретит она мужика, влюбится, и что? Захочет родить, конечно же. И на фиг проект. А в-третьих…

— Боже, есть еще и «в-третьих», какая трагедия…

— А в-третьих, эти сестры-пиарщицы вообще дочери известного банкира! — он выкрикнул это с таким видом, как будто этот аргумент казался ему розочкой на торте.

— И что из этого следует? — На какое-то мгновение моя злость сменилась недоумением.

— А то, что я свое потом и кровью заработал, — прошипел он мне в лицо. — Приехал из своей Рязани молодым мальчишкой, голодал, со второй попытки поступил в МГУ. Все по-честному. Все сам.

— Послушай, но ведь этот конкурс они тоже выиграли по-честному? Ты, конечно, молодец, но кого в данной ситуации волнует, что у них стартовая площадка лучше.

В общем, больше я с этим знакомым не общалась, хотя и предпочла не ссориться открыто (не из малодушия — просто сочла, что объяснить что-то настолько закостеневшему в своих глупых предрассудках шовинисту невозможно). Просто перестала брать трубку, если видела его определившийся номер. В итоге он и звонить перестал.

Но было очень забавно узнать, что спустя пару лет после этого разговора он намертво влюбился в собственную секретаршу, которая, оказавшись девушкой хваткой и талантливой, заставила его переписать на ее имя половину бизнеса. Что он и сделал: бросил все наработанное честным трудом к ее ногам, точно первобытный охотник шкуру мамонта. А она полгода поиграла с ним в шекспировские трагедии, а потом заметила на горизонте более перспективного мамонтодобытчика и ничтоже сумняшеся перешла под его крыло.

Женщины гормонозависимы, ха.

Нам с Лекой было по двадцать семь лет, и мы решили устроить совместный отпуск — отправиться на какой-нибудь тропический спа-курорт, где нас будут ждать свежие ананасы, массаж в четыре руки и полная информационная пустота. Лека не произносила этого вслух, но я знала, что в глубине души она рассчитывает и на вдохновляющий курортный роман. Беззаботное приключение, привкус которого будет ощущаться спустя недели после возвращения и поможет пережить серую московскую зиму.

Однажды, еще в студенческие годы, мы отправились в Турцию, в какой-то самый дешевый студенческий отель с картонными стенами и тараканами, и там Лека влюбилась в некоего Хасана, обладателя мощного загорелого торса, неприятного раздевающего взгляда и сгнивших передних зубов. Он работал на пляже спасателем и сразу обратил внимание на Леку, был пленен ее формами и сливочной белизной северной кожи. Я знала, что ничем хорошим это не закончится, но также знала я и то, что Лека изголодалась по такому вот красноречивому мужскому взгляду, по рукам, которые жадно шарили бы по ее телу, по страсти, в которой нет расчета и логики.

Мужчинам Лека преподносила себя как обузу. Компромисс, пока на горизонте нет кого-то более достойного. Нет, разумеется, она не была такой идиоткой, чтобы произносить это вслух, но подтекст был таков, а мужики прекрасно считывают подтексты. Лека была милая, ухоженная, от нее пахло дорогим шампунем и духами от Сержа Лютена, она неплохо зарабатывала, не нуждалась в поддержке и плече, готова была прощать все, что потребуется. А еще однажды она заплатила дорогой проститутке, чтобы та научила ее трюку «глубокая глотка», и несколько часов ночная жрица тренировала нелепую Леку подавлять естественный рвотный рефлекс. Кроме того, у Леки было прекрасное чувство юмора. И большая круглая грудь. Мужчины находили ее милой, но femme fatale она точно не была, ни для кого из них. С ней всегда встречались по какой-то логично обоснованной причине, а не потому, что от страсти крыша поехала.

А тут загорелый иноземный спасатель смотрит на нее как диабетик на шоколадное эскимо и будто бы даже застенчиво краснеет, когда она, проходя мимо, говорит «хэллоу». Ну и Лека влюбилась — и это было электрическое гормональное чувство, которое все нормальные люди переживают лет в четырнадцать. Они ведь даже поговорить толком не могли — английский Хасана был отвратительным, а по-русски он знал только две фразы, «Как дела?» и «Наташа такая красивая».

Тот отпуск я провела в одиночестве, с книжкой. Лека в первый же вечер пошла с Хасаном есть креветки в какой-то деревенский трактир, где он накачал ее молодым вином, наговорил комплиментов, закружил в импровизированном вальсе под нежные напевы Энрике Иглесиаса и довел до такого состояния, что Лека была готова хоть принять мусульманство, хоть немедленно снять трусы. Естественно, Хасан выбрал второе; их первый секс (Лека назвала это «божественным слиянием») состоялся на заднем сиденье его раздолбанного автомобиля, который он припарковал в каком-то тупике.

— Это было прекрасно, прекрасно! — В ту ночь Лека не спала ни минуты, но за завтраком она была куда более бодрой, чем я; и за обе щеки наворачивала омлет с сыром. — Он такой страстный! С нашими вялыми мужиками вообще не сравнишь. И он все время повторял: «Наташа, ты такая красивая!»

— Бля, а ничего, что ты не Наташа? — не выдержала я.

Настроение было ни к черту, потому что всю ночь я провела в волнении, что эту идиотку увезут в горы, изнасилуют, а потом продадут на органы.

— Ты не понимаешь! У них по-турецки «ашка» означает «любовь». Поэтому они все так любят имя «Наташка».

Я пыталась отрезвить ее, но ничего не помогало. Когда однажды она задумчиво заявила, что может быть, мол, продать московскую квартиру, купить небольшой белокаменный домик у пляжа, я поняла, что, если срочно что-то не предприму, моя лучшая подруга бездарно сгубит свою жизнь на моих глазах. А я буду сидеть в первом ряду специально приглашенным гостем, и когда занавес упадет, до конца дней не прощу себе, что не посмела вырваться на сцену.

Мы вернулись в Москву, сияющая влюбленная Лека и мрачная я. Моя подруга вела себя как невеста. Она даже похудела, причем без всяких диет, и глаза у нее горели как фонари; она продала норковую шубу, на которую копила два года, и накупила чемодан цветастых сарафанов, утягивающих купальников и модных босоножек. «Кому нужна эта шуба, если я буду жить в раю, в городе у моря, — мечтательно говорила она. — У меня будет чудесный влюбленный муж и веселые дети. Хорошо, что моя профессия не связана с культурной средой. Я смогу работать педиатром и в Турции!» «Ага, если тебе разрешат выглянуть из-под хиджаба», — мрачно спорила я.

Каждые полчаса Лекин мобильный пиликал — Хасан бомбардировал ее эсэмэсками. «Какой же он заботливый, — восхищалась она. — Он не может уснуть без того, чтобы пожелать мне спокойной ночи!» Счастье длилось две недели, после чего SMS внезапно перестали приходить. Лека выла как вдова на похоронах, она перестала есть, спать и целыми днями сидела с телефоном в обнимку. Этакая мрачная московская версия Ассоли — виски, слякоть, телевизор фоном и горькая, горькая тоска. Спустя три дня пытки молчанием Хасан объявился.

— Ты представляешь, оказывается, переписка со мной его разорила, — рассказывала вновь обретшая счастье дурочка. — Ему пришлось взять дополнительные рабочие часы, чтобы снова иметь возможность мне писать…

— Уверена, это какой-то хитрый ход… — начала было я, но Лека меня перебила:

— Конечно, я не могу так этого оставить. Получается, что я тут жирую, обедаю в ресторанах, ни в чем себе не отказываю, а мой любимый человек пашет как лошадь, чтобы просто выжить. Это некрасиво и нечестно.

Все было даже хуже, чем я могла предположить.

— Только. Не. Говори. Что. Ты. Хочешь. Давать. Ему. Деньги.

— Алла, ну ты совсем, что ли? — надулась Лека. — А разве может быть иначе? Конечно, я вчера перевела ему триста долларов. Больше у меня просто не было. Но с зарплаты переведу еще… И не надо так на меня смотреть. Он не нахлебник. Он работает. Не виноват же он, что там зарплаты такие.

— Лека, да он альфонс! Я уверена, что у него десятки подобных тебе «наташ», которых он разводит на бабки, да еще и смеется над ними!

— Если ты немедленно не замолчишь, мы поссоримся. Ты сейчас оскорбляешь человека, которого я люблю.

Мне пришлось призвать на помощь всю силу воли, чтобы замолчать. Но оскорбленная Лека не унималась.

— Если бы ты только слышала, как он отказывался… Как ему было неловко брать эти деньги… Он ведь мужчина, у него другое воспитание… И тут — брать деньги от женщины.

Глубокая глотка — DADAKINDER

Одной из плюшек эмиграции является возможность взглянуть на свою культуру со стороны. То, что ещё вчера являлось для тебя естественным и незаметным порядком вещей, вдруг оказывается механизмом. Его шестерёнки задают ход твоих мыслей, и служат тебе средствами взаимодействия с миром. Какой бы ни была прошитая в тебе культурная программа, в ней всегда можно найти функциональные фрагменты кода – зачётные фишки, которые, словно сверх-способности марвэловских супергероев, наделяют тебя приколюхами: кто-то превращается в кактус, другой испаряется, у третьего капает лава из сосков…

Взять, к примеру, русский язык. На фоне английского, который является языком сделки и действия, русский – это дым-машина. С её помощью, кажется, только и можно, что напускать туманы – тут же в них теряться, и сходить с ума. Переход с русского на английский для меня – это словно переключение скорости в коробке передач: английский – пятая, а русский – задний ход: внутрь себя, под землю, в какие-то смутные недра. Для бизнеса это хуёво. Зато заебись для поэзии.

Другая разница – свобода и воля. Американская свобода конкретна: права и капитал. Бабло есть? Суды работают? Значит, свободен. Воля в славянских культурах – она про другое: ни достатка, ни юриспруденции в ней нет. Зато есть ветер и лошадь; желание вздоха, который становится полем. Засмотревшись на гривы, трудно мыслить бизнес-планами и законопроектами. Вероятно поэтому славяне не бывают свободными. Вольными – да. Для такой вольницы есть разные слова. Моё любимое – «беспредел»…

Ну или тот же вопрос депрессии. В отличие от моих американских друзей, я не нуждаюсь в антидепрессантах. Не потому, что мне не бывает кисло. Просто вся история моей родины – это одна сплошная депрессия. В итоге, моя культура к ней приспособилась. Мне не нужно постоянно улыбаться, чтобы чувствовать себя в порядке. Достаточно постоять в сторонке, попялиться в бездну, ощутить, как смерть дышит мне в лицо холодным перегаром, и это меня сразу взбадривает. Мой прозак – это тоска. Рецепт врача для этого не нужен.

Тоска тоске, впрочем, рознь. Русская тоска – густая и отчаянная. Подобно лесным топям, она тебя засасывает, оборачиваясь, в лучшем случае, запоем, в худшем – войной: девушка разлюбила, а волки не плачут – пойду-ка я расшибу врагов, и пусть она поймёт, что за пацана потеряла. Украинская культура, в этом смысле, помягче. Её тоска – это лиричная сентиментальность. Если русский человек сдавлено стонет в вечные сугробы, то украинец ничего не сдавливает, и просто плачет – долго и нудно, пока несправедливый мир не захлебнётся в его слезах. Русскому это представляется слабостью. Но тут уж каждому своё: кому-то кавайи, а кому-то – латексные сапоги… Будучи существом с перекрёстка, я успешно использую как русские льды, так и украинские вербы: могу и послать, и в котятах поваляться; иногда бычу, иногда плачу. Синтез разных начал производит более пластичного человека, чем национальная чистота. Достаточно взглянуть на красоту метиса, чтобы раз и навсегда отказаться о идеи чего-либо чистого.

Чем больше Америки в меня входит, тем более острым становится мой конфликт с моей материнской культурой. Я пытаюсь сохранить из неё только то, что мне нужно, отбросив всё, что мешает мне дышать полной грудью. Например, примат коллектива, которым объясняется дефицит разнообразия в постсоветских мирах. Поскольку индивидуализм так и не стал там традицией, о славянах всё ещё можно рассуждать «в общих чертах», ссылаясь на национальные идентичности, и связанные с ними типажи сознаний. Про Америку аналогичным образом не поговоришь. Американец – это вообще кто? Житель Техаса или Чайнатауна? Рыбак с Брайтон Бич или продавец козлиного риса из Маленького Бангладеш? Никто из них не становится титульной сплошью. По крайней мере в мегаполисе с его неопределённым цветом кожи и такой же сексуальной ориентацией.

Чем более индивидуалистичной является культура, тем больше спецификаций личности она допускает. На практике это означает возможность сожительства разных людей. Мне импонирует мультикультурная палитра. Однако я вижу, как американский индивидуализм умеет оборачиваться обществом воинственного обособления, и того рода конкуренции, которая, при всех своих индустриальных достижениях, делает социум асоциальным. Чтобы хоть как-то сбалансировать крайности влияющих на меня культурных систем, я обращаюсь к Америке во всём, что касается индивидуальных свобод, и, в то же время, храню серп и молот моей родины в качестве антитезы бесчеловечной машинерии капитализма.

Кому-то такой подход покажется беспринципным, мол, нельзя быть капиталистом в одной ситуации, и коммунистом в другой; либо крест сними, либо трусы надень. Но в том-то и дело, что ничего, кроме ограниченности, не принуждает кресты расставаться с трусами, выбирать единственный флаг, и слепо следовать ему, словно религиозный фанатик. Мы вправе программировать свою экзистенцию, используя весь ассортимент культурных кодов. Долой монорельсы!

Качество личности измеряется её способностью меняться, следовать не догмам, а обстоятельствам. Почему бы не возделывать полукровку, не быть хомяком, не набивать себе щеки орехами со всего света? Всякая культура является набором технологий. Чем больше ты культур в себя впускаешь, тем больше возможностей перед тобой открывается. Поэтому вместо того, чтобы меряться хуями, лучше глотать их всех, и не стесняться.